— Три года.
— И жену сюда перевез, и дочь?
— Нет, Кирилл Юрьевич. Они считают меня умершим.
Официант принес заказанное и тут же исчез.
— На тебя это непохоже, — удивился Зимин. -Ты же обожал свою семью, особенно дочь.
— Побег из колонии был массовым. Тридцать два человека соскочили с лесоповала. Трех автоматчиков завалили. Шесть дней шло преследование. Шестнадцать человек пристрелили, семь в болотах утонули, одного медведь задрал, другой сам в капкан угодил. Ногу ему раздробило, пришлось добить. Еще один от раны умер. Крови много потерял. К реке нас вышло шестеро. Соорудили плот и пошли по течению вниз. Путь домой мне был заказан. Появись я в городе, и дня не удержался, как накрыли бы. Вряд ли успел бы дочь повидать. Здесь нас катера рыбнадзора перехватили. Сопротивляться мы уже не могли, за неделю все силы растеряли.
Плетнев разлил водку, и они выпили.
— А что дальше?
— Ночь нас продержали в сарае под замком. Утром пришел мент в майорских погонах. Думали, крышка. Правда, и жить-то уже никому не хотелось. Мент тот местным начальником милиции оказался. Прошкин Захар Силыч. Судя по двум дыркам в погонах, когда-то полковником был, да, видать, не угодил кому-то. Опросил он нас. Имена каждый себе сам придумал. Документов он не спрашивал. Интересовался профессиями. А какие там профессии! Деревья валить ума не надо. Все мы плотниками назвались. Кто из нас дурака валял — непонятно. Наверняка сводку о побеге он уже получил. Да и по рожам нашим вся биография как чистосердечное признание прочитывалась. Небритые, кожа да кости под зоновской робой и волчьи глазки по углам бегают. Майор подумал и сказал:
— Лесозаготовительный комбинат у нас есть. Рукастых мужиков мы берем на работу. Город наш молодой, чистый, богатый. Зарплаты на всех хватит. Жену найти тоже не проблема. Дурнушек в городе нет. Абы кого не селим. Год живете в общежитии по двое в комнате, через год получаете квартиру. Испытательный срок -три месяца. Покажете себя в деле, по окончании квартала каждый получит паспорт на то имя, что вы мне здесь надиктовали. Отпечатки пальцев пойдут в мою картотеку. Любое преступление карается строго. У нас свой устав и законы, свой суд и тюрьма. Мы живем мирно и тихо, на ночь двери не запираем. Захотите уехать — скатертью дорожка. Поначалу многие стремятся к старому вернуться, а потом хрен выгонишь. У нас есть все, что человеку надо для счастья, какие бы амбиции он не имел. Только работай. Те, кто здесь начинал семь лет назад, уже дома свои имеют. Земли сколько хочешь. Стройся. Банк ссуду дает каждому жителю. Но не «бабки» на руки, а оплачивает все твои расходы. Ссуды беспроцентные на десять лет. Хочешь машину? Бери любую. От «Мерседеса» до самосвала. И здесь тебе ссуду дадут, но уже не банк, а твой хозяин. Хорошо работаешь — проблем не будет. Мы стоим на четырех китах — лес, рыба, уголь, пушнина. Три комбината на маленький городок. А прокормить и Москву можем. Хочешь быть богатым, будь им. Квартальные и годовые премии могут составлять тридцать-сорок окладов. Живи честно, работай на совесть, и ты король!
Мало кто из нас в эти сказки поверил. Паспорта всех соблазнили. Чистые подлинные документы дороже золота, если тебя в розыск объявили за побег с убийством. В тот же вечер нас в баню сводили, накормили, денег дали в виде аванса и расселили. Общежитие не хуже пятизвездочного отеля. Потом комбинат, работа. Все производство автоматизировано. В белых халатах ходить можно. Никаких ручных инструментов. Втянулись, осмотрелись, примирились. А когда паспорта выдавали, то ни один из нас уже и мысли не держал в бега податься.
Через год я женился, получил квартиру из четырех комнат, теперь новая жена мне новую дочь родила. Старая жизнь потихоньку стирается из памяти. Вот так вот, мэтр Зимин.
— И все же все вы у майора на крючке сидите? Плетнев улыбнулся:
— После нашей знаковой встречи я его два раза видел. Когда он мне паспорт вручал и ключи от новой квартиры. Радостные события. Вот только улыбки его я ни разу не видел.
— А если тебя найдут? Те менты, а не эти? Федеральный розыск — не игрушки.
— Тех сюда не пустят. Мэр не позволяет никому вмешиваться в дела города, а губернатор его во всем поддерживает. Тихие Омуты дают региону столько денег, что избавляют область от унижения клянчить деньги в Кремле. Кто же позволит каким-то чужакам или прокурорам совать сюда свой нос. Думаю, таких, как я, здесь большинство.
— Это предположение?
— Те, кто не имеет собственной сауны, в баню ходят. Наколки на теле о человеке могут сказать больше, чем язык. В разговорах люди не упоминают о прошлом. Не принято. У каждого есть своя легенда, и он ее придерживается. У нас три стадиона, шесть кинотеатров и четыре театра. Даже публичные дома есть, проститутки проходят медосмотры и платят налоги. Спорт, кино, концерты, женщины — вот о чем можно говорить. А личная жизнь — это твое дело. Не тронь — святое.
— Теперь я догадываюсь, почему при въезде в город у меня спросили о фото— и видеокамерах. Я был сегодня на митинге и не видел ни одного фотографа или телевизионщика. Лица людей, разыскиваемых милицией, не должны мелькать в газетах или на экранах телевизоров. Мэр своих людей защищает. Честь ему и хвала. А если кого-то потянет на старое и он запустит руку в чужой карман?
— Поймают. Захар тут же вычислит. Деньги надо на что-то потратить. Если я завтра куплю себе грузовик, то об этом все будут знать. Наши зарплаты перечисляют в банк, у каждого есть счет. Власти знают, сколько я снимаю со своего счета. Никто деньги в чулках не держит. Банк начисляет проценты. В этом году пятнадцать, что соответствует инфляции. Но кто-то срывается. На моей памяти два случая. Сняли кассу в ювелирном. Тут же перекрыли город. Их взяли в тайге. Тайга не шоссе, на машине не проедешь. А собаки у майора хорошо обучены. Их нагнали за два часа. Был показательный суд. Троим дали по десять лет. О нашей тюрьме много сплетен ходит. Но из нее никто еще не вышел. Попадают туда в большинстве случаев заезжие. Привезли как-то гастролеры наркотики. Сами торговать не решились, искали оптовика и тут же попались. Им по двадцать лет влепили. Вот такими сроками оперирует наш суд. Сто раз подумаешь, прежде чем на чужую копейку позаришься.